Радио Свобода

Ирина Лагунина: Всю вторую половину часа сегодня мы посвящаем истории и современному положению одной из крупнейших религий мира — буддизма — в России. Еще в XVIII веке — после подчинения ряда земель на юге и юго-востоке от волжских губерний — буддизм был официально признан в Российской империи. Во второй половине XIX века в Санкт-Петербурге развернулась деятельность одного из пропагандистов этого учения, Петра Александровича Бадмаева. Позже Бадмаев стал даже придворным врачом Николая II, а после революции попал в тюрьму, где и умер в 1920-м. Однако настоящая история петербургского буддизма начинается в 1915 году, когда в городе был открыт первый храм, дацан.

Его настоятелем стал Агван Доржиев, монах, теолог и общественный деятель. Столица Российской империи стала и одним из центров европейской буддологии, здесь работали такие выдающиеся востоковеды, как Ольденбург, Ухтомский, Щербатской. После 1917 года буддизм подвергся гонениям: в конце двадцатых годов были физически истреблены тысячи священнослужителей, храмы закрыты, священные тексты — запрещены. В помещении петербургского дацана расположили радиостанцию, а затем — «глушилку», которая, кстати говоря, создавала помехи и для вещания Радио Свобода. После смерти Сталина прямые репрессии против буддистов были прекращены, однако любые попытки вывести учение за пределы так называемой «этнической религии» жестоко карались -- известный буддолог Бидия Дандарон, создавший в Ленинграде буддийскую общину, был арестован в 1972 году, а в 1974-м умер в колонии. Радио Свобода в те годы много рассказывало о «деле Дандарона».
Об истории российского буддизма и петербургского дацана, о том, как сегодня буддизм сосуществует с другими религиями, мой коллега Кирилл Кобрин побеседовал с настоятелем храма в Санкт-Петербурге ламой Будой Бадмаевым.

Кирилл Кобрин: Петербург и буддизм. У меня есть такое ощущение, что Петербург — это самый буддистский город европейской части России. Все-таки тот храм, настоятелем которого вы являетесь, первый, насколько я понимаю, буддистский храм вообще в Европе.

Буда Бадмаев: Я могу подчеркнуть, что это первый буддистский храм в европейской столице. Что касается первенства, до 1915 года множество храмов находились в Калмыкии, это традиционное место распространения буддизма. Калмыкия все-таки находится на территории Европы. Но, тем не менее, исторически всегда говорят, что именно Санкт-Петербург есть окно в Европу, и Санкт-Петербург — европейский город…

Кирилл Кобрин: .. и окно в буддизм.

Буда Бадмаев: Поэтому храм является первым в европейской столице, именно.

Кирилл Кобрин: Ваш дацан, если посмотреть хотя бы с архитектурной точки зрения, является совмещением традиционной тибетской, буддистской архитектуры и европейского модерна. Архитектор Барановский, который строил его, прекрасно понимал, что работает на пересечении Востока и Запада. Видите ли вы в этом какой-то символ, в частности — символ вашей деятельности?

Буда Бадмаев: Я думаю, что да. Ведь наш дацан -- на стыке многих культур и, в частности, европейской. Я считаю, что именно отсюда начинается, по большому счету, проникновение буддизма в Европу. Не секрет, что первым монахом, который проповедовал в Европе, был Агван Доржиев – он выступал во Франции, в Италии и многих других больших европейских странах.

Кирилл Кобрин: Я добавлю, что на его лекцию в Париже пришли многие культурные знаменитости того времени, а по городу его водил сам Максимилиан Волошин. Это действительно было огромное событие не только в жизни буддизма и распространения буддизма, но и европейской культуры, безусловно.

Буда Бадмаев: Во многом, я думаю, что значительное распространение тибетского буддизма в странах Запада -- и вообще во всем мире -- является как раз следствием того, что этим занимался Агван Доржиев.

Кирилл Кобрин: И до Агвана Доржиева, и до основания храма, до 1915 года буддизм существовал в Петербурге. Я напомню вам о деятельности Петра Александровича Бадмаева, ведь именно он был тем буддистом, который оказался приближенным Николая Второго.

Буда Бадмаев: Дело в том, что во многих исторических хрониках он указывается как православный. Я думаю, что этот факт связан с тем, что лейб-медиком Николая Второго должен был быть по тем временам православный человек. Тем не менее, он сделал огромный вклад в строительство дацана, в разрешение многих спорных вопросов на тот момент. В исторических хрониках, в основном, фигурирует имя Агвана Доржиева. И, тем не менее, мы должны понять, что Агван Доржиев не появился на пустом месте. Существовали ламы, надо оценить их участие в этом деле, без их участия невозможно было бы такое.

Кирилл Кобрин: Помимо того, что мы с вами решили, что Петербург — это центр европейского буддизма, по крайней мере, в России, это ведь и центр изучения буддизма, это центр буддологии. Здесь работали великие ученые, такие как Ольденбург и, конечно, Щербатской. Знаете, я несколько раз сталкивался с тем, что наследие буддолога Щербатского -- петербужского, потом ленинградского -- во-первых, оно до сих считается классикой в западной буддологии, а в Индии к нему относятся просто как почти к святому.

Буда Бадмаев: Да это так. Я тоже попрошу заметить, что учителями Щербатского были бурятские ламы, и получал он все наставления, обучался он у бурятских лам. К сожалению, нет у нас той истории, она немножко утрачена. Имя Щербатского известно в буддистском мире, имена учителей Щербатского остаются мало известны.

Кирилл Кобрин: Но это история петербургского буддизма. Сегодня в Петербурге буддизм – это религия в основном представителей тех народов, для которых он является традиционным – буряты, калмыки, которые живут в городе. Или есть уже представители других народов, русские и так далее, которые ходят в ваш дацан, интересуются, потом, быть может, даже проходят посвящение?

Буда Бадмаев: Я могу сказать, что буддизм всегда был интернациональным. Если бы он был традиционно национальным мировоззрением, то никаким образом он не был бы подхвачен китайцами, тибетцами, монголами, японцами, корейцами и так далее, всей Юго-Восточной Азией. Обладая той огромной мощью философской мысли и огромным внутренним духовным аспектом, который в себе таит, конечно, он развился. В этом смысле в разных странах укоренилась та или иная традиция. В Санкт-Петербурге буддизм многонационален. Конечно, костяком этой буддистской общины Санкт-Петербурга является традиционный буддизм, у нас не только есть традиционные народы, как калмыки, буряты, тувинцы, но и другие национальности. Буддизм развивается по разным направлениям.

Кирилл Кобрин: В позднем Советском Союзе буддизм был очень популярен среди определенных кругов советской интеллигенции. Это была даже такая интеллигентская мода. Доставали книги по истории буддизма, были буддистские кружки. Мы позже поговорим о трагической судьбе одного из таких кружков в 70-е годы. Изменилась ли эта тенденция сейчас? К вам хотят петербургские интеллигенты?

Буда Бадмаев: Естественно, мы поддерживаем связи со всеми, мы издаем совместно книги. Последнюю книгу мы издали -- перевод русского исследователя Востока, востоковеда Козлова.

Кирилл Кобрин: Буддизм — это учение, которое имеет очень мало общего с государством. По крайней мере, так это начиналось. Но, все-таки, буддизм был государственной религией в нескольких странах, в Корее, Тибет был теократическим государством, еще можно назвать несколько -- не очень много -- примеров, например, империя Ашоки в Индии. Так вот, каковы отношения русского буддизма и российского государства?

Буда Бадмаев: В первую очередь, конечно, это указ Елизаветы Петровны, императрицы, когда в 1741 году было разрешено такое явление, как буддизм, на территории России. Вы должны понять, что это огромный шаг, потому что традиционные народы, исповедовавшие буддизм, существовали как бы вне государственных рамок – считалось, что, кроме православия, другой официальной религии нет. Потом императрица Екатерина Вторая объявила, что будет у буддистов свой глава, и было даже названо его имя. С тех пор буддизм существует на территории России как одна из традиционных религий.

Кирилл Кобрин: Российская империя особенно со второй половины 19 века имела совершенно определенные стратегические интересы в Монголии, даже в Тибете и так далее. Поэтому исследования буддизма, знаменитые путешествия этого периода и помощь буддисткой общине в Петербурге — это вещи, которые происходили одновременно. Не чувствуете ли вы, что здесь был какой-то государственный интерес, помимо чисто духовного?

Буда Бадмаев: Я думаю, что, конечно, это было. Когда мы последний раз встречались с научной интеллигенцией в музее Козлова, там говорилось: все экспедиции, начиная с Пржевальского, имели чисто военно-политические цели, в первую очередь — картографические. Об этом прямо не говорили, но все и так понимают, в чем дело. И поэтому такие экспедиции происходили.

Кирилл Кобрин: Насколько я понимаю -- по крайней мере, с вашей точки зрения -- отношения русских буддистов и Российской империи как государства были хорошие. Потом произошла революция, и тут началась трагедия.

Буда Бадмаев: Она не сразу началась. Вы должны понять, что революция даже каким-то боком сослужила буддистам очень добрую службу. Вспомним манифест 17 года, который говорил, что все свободны в выборе религии.

Кирилл Кобрин: Это все-таки после Февральской революции было, а не после Октябрьской.

Буда Бадмаев: Буряты, которые были насильственно крещены, массово принялись писать заявления, целыми городами и селениями писали -- запишите нас в буддисты. Это продолжалось до середины 1920-х годов.

Кирилл Кобрин: Но в 1919 году красноармейцы разграбили дацан, настоятелем которого вы сегодня являетесь…

Буда Бадмаев: Да, это было. Покушались на дацан много раз; может быть, история повторяется? Что касается советского периода, начались репрессии с 1923-го года, когда была образована Бурят-монгольская автономная республика, советская республика, коммунистическая -- и тогда, конечно, массовые гонения начались. Большое количество лам, а их было почти 20 тысяч, все они были уничтожены.

Кирилл Кобрин: То есть фактически все буддистские ламы, которые были в Петербурге, были уничтожены?

Буда Бадмаев: Была акция -- как мне рассказывал один из очевидцев. На каждого ламу была предоставлена отдельная машина. Откуда тогда у советской власти столько машин было – неизвестно. Но, тем не менее, видимо, боясь, что лама обладают разными «свойствами», вдруг как-то будут вести себя неадекватно, поэтому каждому из них – машина, четыре человека конвой, всех посадили и увезли. Были расстреляны на Левашовской пустоши. Это было в 27 году. Сам Агван Доржиев умер в 38-м году в Бурятии. Он долго пытался наладить отношения с советским правительством, у него это получалось, но, тем не менее, репрессии шли. И естественно, после этого прекращена любая деятельность, и храм закрылся полностью.

Кирилл Кобрин: Каким же образом существовала и продолжала жить буддистская традиция все эти годы 30-е, 40-е, 50-е, 60-е и 70-е, когда не было храма, когда не было лам, когда фактически ничего не было?

Буда Бадмаев: Вы должны понять, что традиция не прерывалась. Свою роль сыграла здесь война, Великая Отечественная война, когда Сталин, возобновил существование религий на территории Советского Союза. Поэтому тем ламам, которые остались, которые смогли уцелеть, им дали возможность организовать буддистское сообщество, и 1946-м году появилось Центральное духовное управление буддистов СССР. Была разрешена постройка современного дацана, который находится в Бурятии. К тому времени мы начинаем новый отсчет. Понятно, что традиция была немножко исковеркана, во время советских времен находилась под очень сильной цензурой и запретом, но, тем не менее, она выжила.

Кирилл Кобрин: Давайте поговорим о человеке, который сделал очень много, насколько я понимаю, для продолжения буддистской традиции на территории тогда еще Советского Союза -- и который поплатился за это жизнью. Я имею в виду Бидию Дандаровича Дандарона. Насколько я понимаю, это он написал письмо из лагеря Сталину с просьбой открыть буддистские храмы. Есть такая легенда, по крайней мере.

Буда Бадмаев: Он умер в 74 году. Его судьба очень интересна. Вообще считается, что он — один из великих бурятских лам. Дандарон во многом дал толчок развитию буддизму, особенно среди ленинградской российской интеллигенции тех времен. Если традиционный буддизм развивался в дацане с какими-то своими обычаями старыми, его знаменитый лозунг «Тантра на Запад» был подхвачен многими учениками в Санкт-Петербурге и других городах России.

Кирилл Кобрин: Судя по всему, он за это и был наказан советской властью -- за то, что он вынес буддизм за пределы традиционного этнического круга поклонения.

Буда Бадмаев: Традиционного ареала, скажем так. Естественно, за это поплатился. Я знаю много учеников Дандарона, которые в принципе очень активно защищали сам буддизм, идеи буддизма, тогда это было практически невозможно. В советское время буддистская церковь подвергалась гонениям. Или вспомним о тогдашней системе буддийского образования. Я могу сказать, что очень многие ламы в тот момент обучались в Монголии. Обучение в Монголии шло ни шатко, ни валко, там давали только какие-то первичные знания. Я помню, кого туда набирали – набирали самых отпетых сорванцов и отправляли учиться в Монголию. Такое явление было. Сейчас совершенно это не так. У нас в Иволгинском дацане устроено обучение по традиционной системе, которая принята во всех тибетских монастырях.

Кирилл Кобрин: Визит Далай-ламы в США вызвал очень резкую реакцию Китая. Какова позиция российских буддистов? Они безразличны к этой ситуации или поддерживают одну из сторон?

Буда Бадмаев: Конечно, мы в любом случае поддерживаем его святейшество Далай-ламу, это однозначно. Мы буддисты, и наше учение происходит из Тибета. Это неотъемлемая часть нашей культуры. И второй момент: мы должны понять, что политика и религия — это несколько разные вещи. Есть, конечно, религиозная политика, которая проводится внутри страны, например, у нас в России. Есть и религиозная политика самого Далай-ламы. Тем не менее, мы стараемся не лезть в межгосударственные отношения, но мы, оставаясь приверженцами школы тибетского буддизма, оставляем за собой возможность поддерживать эти отношения. Конечно, это очень сложные вопросы, но тибетцы и российские народы всегда были вместе. Это не мой выбор, выбор был сделан раньше.

Кирилл Кобрин: Иными словами, вы поддерживаете Далай-ламу как духовного лидера буддистов, но не вмешиваетесь в дела Далай-ламы как политика, как лидера тибетцев?

Буда Бадмаев: Естественно. Слово «далай» — это монгольское слово, оно означает «океан». Наши традиции неразрывны, и это не я придумал: история есть история, и мы не должны от своей истории отказываться — вот что важно. В этом смысле, конечно, наши отношения тесно связаны, они продолжаются.

Кирилл Кобрин: Давайте от большой политики перейдем к гораздо более приятным вещам — к повседневной жизни настоятеля дацана Буды Бадмаева в городе на Неве. Как вы себя там чувствуете? Не дует ли сквозняком из окна в Европу?

Буда Бадмаев: Да нет, на самом деле сейчас настали совершенно другие времена. Это отрадно. Были, конечно, дикие времена, особенно в начале 90-х, был бандитизм, была преступность. Сейчас все-таки духовность начала превалировать в России, и это очень отрадно. Нужно подчеркнуть: здесь нет никакой политики, это не связано с президентами или премьерами -- общество начало понимать, что для того, чтобы сама Россия развивалась, развивались народы, и была общность народов, нужно, конечно, основываться на больших духовных ценностях. Это отрадно. В России, в Санкт-Петербурге, в любом большом городе есть свои недостатки, тем не менее, вот эта ситуация очень благоприятна, очень хороша и буддистам в Санкт-Петербурге комфортно.

Кирилл Кобрин: Известно, что буддизм очень толерантен в отношении других религий. Вы признаете существование остальных религий, других богов, скажем так, потому что эти боги тоже конечны с точки зрения буддистского мировоззрения — вечно совершенно другое. Платят ли представители других религий вам взаимностью?

Буда Бадмаев: Все-таки между крупными религиозными лидерами России существует консенсус, существует общение, взаимное проникновение и решение многих наболевших общих вопросов. Потому что в России, как в каждом большом государстве, есть много общих вопросов, связанных с наркоманией, с преступностью, с другими явлениями, вызванными современным обществом. Поэтому мы пытаемся на этом уровне работать. Не всегда, конечно, получается, но, тем не менее, это работа ведется.

Кирилл Кобрин: И последний вопрос, связанный собственно с дацаном. Дацан находится в замечательном месте Санкт-Петербурга — напротив Елагина острова. Когда-то это была окраина города, когда строили сам храм, сейчас это близко к центру. Не кажется ли вам, что петербургский дацан – это один из тех символов Петербурга, как Адмиралтейство, Эрмитаж и так далее, которые формируют идентичность этого города? Является ли буддизм составной частью образа Петербурга?

Буда Бадмаев: Я, конечно, много сказал бы на этот счет, но отвечу коротко. Когда я летел в самолете, я открыл журнал «Аэрофлот», открыл и там смотрю: «У нас есть буддистский храм». Оказалось, что и другие люди давно за меня на этот вопрос ответили, потому что санкт-петербургский дацан представляет именно Санкт-Петербург как неотъемлемую часть городской культуры. Мало того, конечно, и сам дацан старается олицетворять именно петербургский образ, петербургскую культуру.

Кирилл Кобрин: Удивительно красивое здание…

Буда Бадмаев: … и внутри мы его сейчас отделываем. Мы сейчас сделали три мозаичных панно, а мозаика все-таки не присуща нашей традиции -- это европейская, западная культура, но, тем не менее, мы сделали это возможным соединить и посчитали это нужным. Поэтому приходите посмотреть на наше панно, тогда поймете все.

Кирилл Кобрин: Вы перемешиваете традиции Запада и Востока?

Буда Бадмаев: Это просто так и должно быть. В любом случае, мы, находясь в Санкт-Петербурге, находясь в таком большом городе, должны привнести свое и взять что-то. И это будет соединение культур. Так нужно и так будет везде и всегда. Смешиваясь, объединяясь, мы можем дать людям ту пользу, которую приносит буддизм и сказать: да, это имеет право на жизнь, это приносит пользу. И таким образом люди могут ее взять.

Слушать

http://www.svobodanews.ru